суббота, 04 февраля 2017
Странник Северных Гор
nihongo-manabo.com/yaponskii-prazdnik-setsubun/...
Праздник Сэцубун является одним из интереснейших обрядов традиционной Японии. Слово сэцубун значит «разделение сезонов», им обозначают день накануне прихода нового сезона. Данное понятие пришло из Китая и относилось к четырем дням в году – канунам наступления весны 立春 (риссюн), лета 立夏 (рикка), осени 立秋 (риссю) и зимы 立冬 (ритто). Особое значение имел канун наступления весны, потому что было связано с пробуждением природы и началом сельскохозяйственных работ.
Сэцубун празднуют 3 или 4 февраля.
Согласно истории впервые этот праздник начали отмечать в эпоху Хэйан среди аристократии, и постепенно праздник распространился на другие сословия. С эпохи Токугава его начали отмечать в каждой семье и в известных храмах, где проходило торжественное зрелище по этому поводу.
Тематическое содержание праздника связано с одним из важнейших понятий китайской философии – инь-ян. Это два противоположных начала, лежащие в основе всего мироздания. Считается, что добро и зло противостоят друг другу на стыке сезонов и могут вызвать опасность появления разного рода несчастий. Отсюда появился обряд изгнания демонов на празднике Сэцубун.
Главная цель – прогнать злых духов и привлечь благополучие в свою жизнь.
(счастье в дом - духи вон!)
Главной ассоциацией у любого японца при слове сэцубун будет несомненно «разбрасывание бобов» 豆撒き（mamemaki). Это связано с интересной легендой, согласно которой во времена императора Уда (888 – 896) в городе появился злой дух, сошедший с горы Курама. Чтобы изгнать его, семеро ученых монахов молились в течение 7749 дней, а затем откупились от него бобами.
Для праздника бобы обжаривают на огне, который считается очищающей стихией, а затем разбрасывают их по всему дому, особенно у входа и в темных углах, где могут якобы находится злые духи. Очень важно при выполнении этого обряда произносить 鬼は外、福は内（oni ha soto, fuku ha uchi）, что означает «Демоны вон, счастье в дом». После этого бобы собирают и едят, чтобы отвести всяческие несчастья.
- See more at www.nippon.com/ru/features/jg00013/
четверг, 11 октября 2012
Странник Северных Гор
Баллада о репутации чайных принадлежностей
Если золотой чайник для воды - сущее издевательство, то золотая чайница, то есть коробка для хранения чая, может быть вполне уместной частью набора и даже его гордостью. Вот такая и была у знаменитого архитектора и подрывника Тода Такатора; то есть была, пока неизвестно кто в его хозяйстве не потерял от нее крышку.
Вот скажите мне, как можно умудриться в японском доме потерять крышку от чайницы, хранящейся как родовое сокровище (и по существу, таковым являющейся)? Однако проявили изобретательность и потеряли.
=читать дальше
Тода Такатора был человек вне профессиональной деятельности мирный, расследования особого вести не стал, а отправился прямо к ювелиру с вопросом
- можно ли сделать новую крышку, неотличимую.
- Можно, отчего же нет. Но дорого - золотая же. Вот если сделать из меди и покрыть позолотой, то выйдет дешевле где-то втрое, а может даже вчетверо.
- Никак нельзя, - грустно ответил Такатора, - вдруг и новая крышка потеряется и ее кто-то найдет или даже украдет? И обнаружит, что она на самом деле медная? Тогда и про саму чайницу станут говорить, что она всего лишь из позолоченой меди - и обратного уже никогда никому не докажешь. И выйдет из этого поношение мне и незаслуженная обида чайнице. А уж хранить чай в посуде, о которой по моей милости несправедливо ходят такие слухи... о какой гармонии с таким чаем может идти речь, ни о чем прочем не говоря? Нет уж, делайте из золота.
- Можно, отчего же нет. Но дорого - золотая же. Вот если сделать из меди и покрыть позолотой, то выйдет дешевле где-то втрое, а может даже вчетверо.
- Никак нельзя, - грустно ответил Такатора, - вдруг и новая крышка потеряется и ее кто-то найдет или даже украдет? И обнаружит, что она на самом деле медная? Тогда и про саму чайницу станут говорить, что она всего лишь из позолоченой меди - и обратного уже никогда никому не докажешь. И выйдет из этого поношение мне и незаслуженная обида чайнице. А уж хранить чай в посуде, о которой по моей милости несправедливо ходят такие слухи... о какой гармонии с таким чаем может идти речь, ни о чем прочем не говоря? Нет уж, делайте из золота.
Баллада о верности
1578. Ода Нобунага еще жив, а будущий господин регент - впрочем, еще не помышляющий о такой участи и носящий фамилию Хашиба - осаждает замок Мика. Обычное дело, генерал у Ода взбунтовался... А поскольку возиться с осадами Хашиба Хидеёши умел, но терпеть не мог, начал он искать во вражеском лагере слабину - и показалось ему, что нашел. Некоего Накамуру Тадашигэ.
Написал ему, пообещал большую награду, если тот проведет солдат в замок. Тот согласился и дочку в заложницы отдал. Отряд ночью пришел - и действительно пустили их в замковые ворота. А за воротами тут же окружили и перерезали.
Называется ловушка. Девочку Хидеёши, конечно, тут же приказал распять.
Баллада о вежестве - или подожди команды отставить
"Не знаем, кто его толкнул, история молчит..." (с)
1590, осада замка Одавара. Господин регент учинил для своих генералов пирушку с театральным представлением. Мимо мероприятия едет верхом некто Ханабуса Мотоюки, рёнин на временной службе у Уэсуги Кагэкацу, владетеля провинции Этиго. Едет, видит эту картину и начинает ругаться
- мол, мы уж сколько здесь сидим, три замка можно было бы взять, а они тут дурака валяют "враг увидит, что столица ест и пьет, и веселится..." - а враг, между прочим, если бы стоил чего-то, уже показал бы нам козью морду во всей красе и еще, может, покажет - с такими гулянками. Глупость, в общем, позор и поношение.
И так далее.
В общем, у часового быстро от ужаса все свело, а Ханабуса, сказав о господине регенте что-то еще неприличное, плюнул и поехал.
Часовой спустя некоторое время отмерз и доложил по команде. Командир смены пошел с докладом выше, и существо инцидента быстро добралось до главного театрала. Каковой почернел лицом, прервал представление, грохнул какую-то ценную посуду и приказал Кагэкацу найти эту сволочь и распять ее вниз головой.
Уэсуги Кагэкацу, человек крайне флегматичный и сдержанный, покивал и ответствовал, что он, собственно, только что приехал в лагерь, на представление пришел, едва умывшись с дороги, ничего не слышал, ничего не знает, вот, пойдет выяснит, что именно случилось, примет меры и доложит. И все, кто хоть что-нибудь в чем-нибудь понимал, сделали вывод, что выяснять правитель Этиго будет, как наилучшим образом _не_ исполнить приказ регента, потому что если распинать всех, кто в лагере ругается, без армии остаться можно.
Пошел. Двух сотен шагов сделать не успел, как догоняют, ведут обратно. Однако.
Худо может обернуться дело. Регент, впрочем, уже не черный, а так, синий, встречает ласково и говорит - я тут вспылил и перебрал.
Этот твой хам, он все-таки не мне лично все это оказывал и высказывал, он с часовым за оградой препирался. Не надо его вниз головой вешать, отрубите ему голову и все.
- Ладно. Пойду все же, разберусь, - говорит Кагэкацу и уходит.
- Ладно. Пойду все же, разберусь, - говорит Кагэкацу и уходит.
Двух сотен шагов сделать не успел... регент уже просто красный и говорит - постой. Это же вообще не твой вассал, он же наемник. Ты его судить как сеньор не можешь. Прикажи ему покончить с собой, от моего имени. Ну и объясни всем, почему.
Хорошо. Я пошел.
И идет уже совсем медленно. И верно. К выходу дойти не успел, возвращают.
Регент уже нормального желтого цвета, разводит руками
- Слушай, - говорит. - А он ведь прав, этот твой рёнин. Я тут представления даю, танцы устраиваю, в общем же - для Ходзё, что в замке осаждены. Демонстрирую, что и с провизией у нас хорошо, и со всем - и что мы тут, сколько надо, столько и будем сидеть. А Ханабусе твоему никто этого не объяснял. Он зря ругался, но со своего уровня - по делу же. Сказано "большого врага не бойся, малым не пренебрегай" - а я эту заповедь вторую неделю нарушаю...
и, между прочим, большая часть тех, кого я тоже в свои планы не посвящал, мне сказать об этом не рискнула. Даже не спросили, что это меня укусило. Храбрый человек твой рёнин и дельный. Возьми его в вассалы, не пожалеешь.
Кагэкацу пожал плечами и пошел все-таки разбираться.
Cтрашная месть
Хирацука Эттю-но-ками был в своем семействе младшим и потому имел право выбирать себе господина сам. А поскольку был он человеком одновременно большой силы, храбрости и ума, то и желающих на него нашлось некоторое количество. В числе их был и Токугава Иэясу.
И получил отказ. С формулировкой:
"Иэясу скуп как не знаю что. Он разговаривает с подчиненными вежливо и уважительно, но щедрой награды от него – сто лет жди и не дождешься".
(рассказывает, как всегда, Антрекот)
среда, 05 сентября 2012
Странник Северных Гор
Konnichiwa!
Представляю небольшую фотосессию с детского мероприятия от творческой группы "Страны Фантазия"
(www.strana-fantaziya.com.ua/)
На этот раз - в Японской тематике
Наслаждаемся:
Ниндзя, Ямабуси, Рёнины и прочие селянки 
ну и наши не шибко яматовские МОРЗДЫ...
понедельник, 03 сентября 2012
Странник Северных Гор
Взято у jaerraeth.livejournal.com/383185.html
Баллада об умении правильно ждать, ориентации по раю и характерных японских выводах
Токугава Иэясу любил соколиную охоту. Токугава Иэясу всю жизнь любил соколиную охоту, даже когда ему еще не пожаловали фамилию Токугава.
Собственно – с раннего подросткового возраста. А в этом возрасте он жил в городе под названием Сумпу, что в провинции Суруга, заложником в клане Имагава. И не очень большим было его хозяйство - так что птицы его, бывало, залетали на землю соседа, некоего Харамииши Мотоясу, а следом за птицами на чужую территорию, естественно, забирался и сам птицевладелец – прибрать своих пернатых.
И, видимо, постоянные эти визиты господина Харамииши сильно допекали, потому что отзывался он о молодом заложнике как тот председатель колхоза о постоянно падающем на его голову парашютисте – и даже хуже, потому как от "осточертел этот мальчишка из Микава" Харамииши начал потихоньку переходить к "зачем ему жить на свете",
ну а характер обращения с юным соседом тоже от первого пункта потихоньку съезжал в сторону второго.
(тут лично у меня сразу возникают ассоциации:
)Но тут соседу исполнилось 16 и он, наконец женился, оставил жену в заложницах, а сам переехал в свое, сильно всеми объеденное, родовое владение в провинции Микава; потом Имагава Ёшимото с двадцатипятитысячной армией пошел расчищать себе дорогу на столицу и встретил в темном переулке тогда еще мало кому известного Ода Нобунага, на чем прекратил земное существование, а молодой тогда-еще-не-Иэясу не прекратил, вывернулся и вскоре заключил с Ода союз, потом было много интересных и славных историй, а уж совсем потом, то есть целых 15 лет спустя, уже Токугава уже Иэясу взял в осаду замок Такатенджин, в тот момент находившийся в руках клана Такэда.
А вышеупомянутый Харамииши Мотоясу, какое-то время назад перешедший на службу к Такэда, на свое несчастье, оказался внутри. Замок вымаривали голодом, кое-кто из гарнизона и населения попытался выбраться за кольцо осады, Харамииши был в их числе. И тут ему не повезло второй раз – поймали. И в третьий раз не повезло – подвернулся под глаз самому командующему...
- Аааааа, - говорит тот, - это тот самый Харамииши, которому кусок в рот не лез, когда я в Камихара птичек своих вылётывал? Я его помню, да и он меня должен, ведь я ему, как это... осточертел и вообще напрочь жизнь отравил? Ну раз уж так он меня видеть не может, пусть зарежется здесь и сейчас и не видит.
Кажется, в оценке меры и степени теплых чувств, одолевающих Харамииши, господин Токугава не промахнулся и видеть его и впрямь сильно не хотели, потому что бывший сосед, когда ему все это передали, сказал только: "Логично, не возражаю".
Потом повернулся лицом к югу и приготовился было к процедуре, но тут...
Вы же знаете - всегда, везде и при любых обстоятельствах есть люди, которые знают лучше и говорят под руку. Так вышло и здесь. Кто-то из наблюдателей не удержался от комментария: мол, даже такой выдающийся человек не знает правил последнего часа – вы б к западу-то повернулись, а потом уж резались.
Харамииши, и до того, видимо, пребывавший не в лучшем из настроений – день все-таки совсем не задался - взорвался:
- Вы невежда! Сам Будда учил [в "Лотосовой Сутре"] "Ведь во всех мирах десяти сторон [света] нет двух Колесниц. Как же могут быть три [Колесницы]?"... Неужели вы вправду думаете, что рай лежит только на западе? До чего ж вы мелкий и ограниченный человек! Зачем бы мне предпочитать один рай другому?
И зарезался-таки лицом к югу.
Из всего вышеописанного автор "Микава-моногатари" делает вывод – мол, милосердней нужно быть, если имеешь над кем власть.
Никогда ведь не знаешь. А то ищи потом правильное направление на рай.
Никогда не знаешь, добавим мы от себя, может ведь подвернуться Токугава Иэясу. Долгоживущий, талантливый, терпеливый и не передать, насколько злопамятный. Кстати, как вы думаете, где потом располагалась штаб-квартира господина сёгуна-в-отставке? Ну естественно, естественно в Сумпу.
Установлена Небом
"В старые времена некий человек спросил Гамо Уджисато, кто станет правителем страны, когда нынешний властитель, Тоётоми Хидеёши, умрет.
Уджисато ответил:
"Из нынешних Токугава Иэясу очень уважаем и славен среди людей, но он скупердяй и сделан не из того теста, из которого делаются правители всех земель. После [смерти Хидеёши] страна, наверное, уйдет в руки Маэды Тошиэ."
Вероятно, Уджисато привык к расточительству Ода Нобунага и Тоётоми Хидеёши и ошибочно заключил, что таковы вообще должны быть правители страны; он не знал, что бережливость нашего господина установлена Небом.
Жаль, что такой великий герой как Уджисато погряз в обычных пороках своего времени и не обдумал этот вопрос достаточно глубоко."
"Подлинные записки дома Токугава", без комментариев
Еще одна баллада о промышленной этике и воле Неба
В один прекрасный день после окончания первой осады замка Осака явились как-то к Хонде Масадзуми нежданные визитеры – Датэ Масамунэ и Тода Такатора, большой специалист по строительству замков и разбору оных на молекулы. И сказали, что у них есть идея, которую хотелось бы показать специалисту по логистике и финансам, потому что не гонять же за собственными в Сэндай или на Сикоку, а Хонда, как бы, уже тут, при армии.
Хонда посмотрел идею, несколько опешил, посмотрел еще раз и сказал, что с профессиональной точки зрения с идеей все в порядке, более того, с ней все прекрасно, а то, что с нею явно не в порядке – не его ума дело. А экономия выходит большая, так что он всячески готов содействовать и господину сёгуну-в-отставке эту идею представить.
Сказано – сделано.
Существо у идеи было простое.
Поскольку совершенно очевидно, что конфликт между домами Токугава и Тоётоми неразрешим и закончится только чьей-то смертью, поскольку столь же очевидно, что декорум в этой ситуации соблюсти не удастся, собственно уже, а также поскольку в результате заключенного перемирия внешние бастионы и рвы осакского замка, где засели сторонники Тоётоми, очень удобным образом перестали существовать – то не проще ли нарушить перемирие и напасть сейчас? Вот чем есть, тем и напасть. А если кто опасается, что внутри понастроено много неизвестных укреплений, то их конечно понастроено и понастроено качественно и интересно, но неизвестными они были до начала первой осады, а за время пути господин Датэ составил – пленные-перебежчики-лазутчики – полную картину и даже макет соорудил и они с господином Тода прикинули, что тут и как штурмовать и взрывать.
Наличных сил хватит. Потери будут. Но если сравнить, во что всем – и сёгуну – обойдется еще один тур того же танца со всем материальным обеспечением и, между прочим, опять-таки неизбежными потерями, потому что противник тихо сидеть не будет, то вывод напрашивается. В цифрах.
Иэясу все это выслушал и - если верить записям дома Токугава - ответил так.
Мол, есть во всем этом явный резон, однако, люди, которые действуют несправедливо и ни с чем не считаясь, рано или поздно навлекают на себя гнев Небес. Недавним примером тому могут быть Ода Нобунага, сместивший сёгуна Ёшиаки, и Такэда Сингэн, изгнавший своего отца, Нобутора. Месть пала на их потомков и дома их погибли. Я помог Ода Нобуо из дружбы к его отцу и встал против Хидеёши при Нагакудэ, где мои войска разбили трех его генералов. Поэтому он прислал свою мать ко мне заложницей и снова заключил мир. И после этого я верно сотрудничал с ним и помог ему подчинить всю страну. И сына его, Хидеёри, я тоже поддерживал, но Ишида Мицунари завидовал мне и сплел именем Хидеёри коварный заговор, мне на погибель. Но Небо возмутилось его подлостью и покарало его и негодных его сообщников, определив их поражение при Сэкигахара.
(Ой, думают слушатели, так это оказывается было Небо? А не вовремя организованная многократная измена самого что ни есть грустного свойства, такого, что главпредатель сам с собою жить не смог, с ума вскоре спятил и умер?)
Многие тогда, - продолжал Иэясу, - твердили, что Хидеёри заслужил того же. (Ой, думают слушатели, это в семь-то лет? Или сколько ему было? И при том, что он-то против вас тогда, в 1600м, не выступал, а выступил бы, вы бы погибли...) Но я пожалел его юность и не только пощадил его жизнь, но и даровал ему три провинции во владение и добился для него высокого придворного ранга, столь велики были моя щедрость и добрая воля. (Товарищ, не выдерживают комментаторы, вообще-то это вы были при мальчике регентом и этого мальчика вассалом... если по чести, то ничего вы ему не могли жаловать, только он вам)
Хидеёри же в такой мере пренебрег всем этим, что поднял восстание против моего дома, что есть вещь воистину до крайности дурная, но поскольку он теперь обещал исправится и заключить мир, то лучше оставить дело как есть. Если он вновь поведет себя неправедно и затеет смуту и этим навлечет на себя возмездие Небес, мы не сможем смотреть на это сквозь пальцы. Но пока что мир заключен и нет моей воли на то, чтобы нарушать его.
Конец торжественного заявления.
Господин дракон смотрит на свата пустым глазом - нет, так нет, дело ваше. Но когда летом следующего года суета вокруг Осаки начнется вновь, его войска, помимо вполне характерной для них управляемости и эффективности, будут проявлять также и не очень характерную для них осторожность, явно насаждавшуюся сверху. То ли Датэ Масамунэ все-таки не оставил мысли сэкономить на потерях, по крайней мере, на собственных, то ли опасался гнева, скажем так, Небес... во всех возможных и невозможных формах.
Но в этот раз тоже - как почти всегда - в этом смысле ничего не произошло.
(Антрекот)
Баллада о финансовой реформе, плавно перетекшей в экшен с хоррором
В 6 год Гэнна (1620) Сакурада Мототика напал на каро Ямбэ Кимиёри, с которым был в контрах, и вырезал нафиг и его, и всю его семью.
Господин Хидэмунэ не счел нужным доложить об этом инциденте ни правительству, ни отцу. Господин дракон, разумеется, узнал и пришел в такую ярость, что лишил сына наследства. Бурную реакцию господина дракона можно понять: Кимиёри был его человеком и бывшим вассалом. (Сёгунат тоже не смолчал: речь шла о лишении клана Увадзима самурайских привилегий).
В следующем, 7-м году Гэнна (1621) гнев Масамунэ так и не утих, он даже обратился к Дою Тосикацу (советнику сёгуна Хидэтаде) с предложением вернуть Увадзиму под драконье крыло. В конце концов благодаря заступничеству Тосикацу дело разрешилось, Масамунэ предложение свое отозвал, встретился с сыном - и эти двое помирились.
Хидэмунэ был старшим сыном, но по причине происхождения (мама была низкого ранга) наследником дома Сэндай не стал, зато в заложниках отсидел по полной программе, что любви к отцу не прибавляло. В общем, сложные были отношения: сын в обиде на папу, папа недоволен сыном. Но вот после той встречи они со своим взаимным недовольством как-то разобрались - и отношения их резко улучшились.
Началась же эта история с денег.
У Увадзмы с самого начала были проблемы с финансами и решил их господин Хидэмунэ просто: занял денег у Сэндая.
Но тут сёгунат Токугава распорядился восстановить Осакский замок, что весьма усугубило финансовые затруднения клана. Вот с целью разрешения финансовых вопросов и послал господин дракон в Увадзиму свое доверенное лицо - Ямбэ Кимиёри (известного также как "Сэйбэй". А Кимиёри не стал увеличивать налоги, но реформировал финансовую систему клана и урезал жалование самураям. И на этой почве нажил себе врагов в лице Сакурады Гэмбы (он же Мототика) и его фракции.
К тому же ходили слухи, что приказ на устранение Ямбэ дал сам господин Хидэмунэ. Вот так и получилось, как получилось.
А 12 лет спустя начался кайдан.
Пошел как-то раз господин Сакурада на поминальную службу - а храм возьми да и рухни. И задавило Сакураду насмерть. Потом и другие враги покойного господина Ямбэ внезапно стали умирать один за другим, и все как-то нехорошо умирали. (А там, говорят, и господин Хидэмунэ слег с болезнью). Разумеется, пошли слухи, что без мстительного духа не обошлось.
Ну, тут решение известное: дабы умилостивить онрё, на месте дома Ямбэ возвели синтоистское святилище Варэй-дзиндзя. (Оно и сейчас стоит, пострадало во время Второй Мировой, но было отстроено заново). Отслужили заупокойную службу, и даже сам господин Хидэмунэ выразил сожаление по поводу невинноубиенного верного вассала (в японском "сожаление" и "раскаяние" пишется одинаково - но в последнее мне верится плохо, хотя чего только не бывает...).
А для простого народа Кимиёри остался образцом мудрого и справедливого управителя: его не забыли, и на его могиле постоянно возжигаются благовония.
Потом о нем, увадзимской заварушке и восстановлении Осакского замка и пьесу написали...
(Имри)
jaerraeth.dreamwidth.org/380083.html
понедельник, 02 апреля 2012
Странник Северных Гор
занятно...
нарыл случайно в дайрях занятную картинку каких-то японских викингосов...
...ээ-така...
static.diary.ru/userdir/1/9/6/3/1963318/7111768...
пятница, 16 марта 2012
Странник Северных Гор
Что называется "улыбнуло"
и ещё дюжина дальневосточного винтажа 
Наслаждаемся:
http://www.retronaut.co/2010/09/smiles-of-old-japan/
суббота, 03 марта 2012
Странник Северных Гор
Хуэй Ши спросил у Чжуан-цзы: "Верно ли, что люди изначально не имеют человеческих наклонностей?"
- Да, это так, - ответил Чжуан-цзы.
- Но если человек лишен человеческих наклонностей, как можно назвать его человеком? - вновь спросил Хуэй Ши.
- Дао дало ему облик, Небо дало ему тело, как же не назвать его человеком?
- Но если он человек, то как может он жить без свойственных ему наклонностей?
- Одобрение и порицание - вот что я называю человеческими наклонностями, - пояснил Чжуан-цзы. - Я называю человеком без человеческих наклонностей того, кто не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри, следует тому, что само по себе таково, и не пытается улучшить то, что дано жизнью.
- Но если он не улучшает того, что дано жизнью, как может он проявить себя в этом мире?
- Дао дало ему облик, Небо дало ему тело. Он не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри. Ты же вовне обращаешь свой ум на внешние вещи, а внутри насилуешь свою душу. Прислонись к дереву и пой! Облокотись о столик и спи! Тебе тело вверили небеса, а вся твоя песня - "твердость" да "белизна"!
ЧЖУАН-ЦЗЫ, Гл. V, ЗНАК ПОЛНОТЫ СВОЙСТВ, пер. В.В.Малявина
- Да, это так, - ответил Чжуан-цзы.
- Но если человек лишен человеческих наклонностей, как можно назвать его человеком? - вновь спросил Хуэй Ши.
- Дао дало ему облик, Небо дало ему тело, как же не назвать его человеком?
- Но если он человек, то как может он жить без свойственных ему наклонностей?
- Одобрение и порицание - вот что я называю человеческими наклонностями, - пояснил Чжуан-цзы. - Я называю человеком без человеческих наклонностей того, кто не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри, следует тому, что само по себе таково, и не пытается улучшить то, что дано жизнью.
- Но если он не улучшает того, что дано жизнью, как может он проявить себя в этом мире?
- Дао дало ему облик, Небо дало ему тело. Он не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри. Ты же вовне обращаешь свой ум на внешние вещи, а внутри насилуешь свою душу. Прислонись к дереву и пой! Облокотись о столик и спи! Тебе тело вверили небеса, а вся твоя песня - "твердость" да "белизна"!
ЧЖУАН-ЦЗЫ, Гл. V, ЗНАК ПОЛНОТЫ СВОЙСТВ, пер. В.В.Малявина
суббота, 30 июля 2011
Странник Северных Гор
Я всё ещё в далёкой Буржуинии.
работа в Германии, в парке отдыха Phantasialand
(de-de.facebook.com/bester.freizeitpark)
вот так мы работаем на Альт Берлине
(мой персонаж там - Детектив)
а в этом фотоальбоме - просто наши красивости:
основные вести о себе веду в ЖЖ:
http://den-king.livejournal.com/
пытаюсь что-то выставлять и на МордоКниге. Но очень мало и как-то она пока меня всё ещё не радует...
http://www.facebook.com/profile.php?id=1826617978
вторник, 09 ноября 2010
Странник Северных Гор
Взято у чудного российского ролевика Min Cao (mincao.livejournal.com/1026669.html)
Что легче всего рисовать?
При дворе вана [правителя] царства Ци (722-221 гг. до Р.Х.) жил некий художник. Однажды ван спросил художника:
"Что труднее всего рисовать?"
Художник ответил:
"Собак и лошадей."
Ван продолжил свои вопросы:
"А что легче всего?"
Художник ответил не задумываясь:
"Бесов и души умерших. Ведь собаки и лошади людям известны, с утра до вечера они перед глазами, поэтому здесь нельзя ошибиться, а значит, и рисовать их труднее. Бесы же и души умерших не имеют телесных форм, недоступны взору – поэтому и рисовать их легко".
читать дальше
четверг, 20 мая 2010
Странник Северных Гор
Давеча, зайдя в киевский Музей Западного и Восточного Искусств им. Богдана и Варвары Ханенко, изумился японской миниатюре.
Именно сейчас проходит выставка окимоно (ru.wikipedia.org/wiki/Окимоно)
Эту прелесть я открыл для себя впервые!
см. kp.ua/daily/150410/223818/ и jn.com.ua/Culture/okimono_1504.html
Детальнее экспонаты выставки я поищу чуть позже.
Пока же - несколько примеров жанра:
см. www.shongallery.ru/index.php?id=8&page=1
суббота, 07 ноября 2009
Странник Северных Гор
Из "Дао-де-Цзин"
===============
Конфуций любовался водопадом в Люйляне. Вода в нем низвергалась с высоты в тридцать саженей, река вокруг пенилась на расстоянии сорока ли. В те места не осмеливались заплывать ни рыбы, ни черепахи.
Вдруг Конфуций увидел в бурных волнах плывущего человека. Подумав, что кто-то решил таким образом покончить с жизнью, он послал учеников спасти несчастного. Но в ста шагах вниз по течению незнакомец сам вышел на берег и пошел вдоль реки, распустив волосы и весело напевая.
Конфуций догнал его и спросил:
-- Я думал поначалу, что передо мной дух, а теперь вижу, что вы -- живой человек. Позвольте спросить, есть ли у вас, великого пловца, свой Путь?
-- О нет, у меня нет Пути. Я начал с того, что было мне дано от рождения, вырос в том, что угодно моей природе, и достиг зрелости в том, что является моей судьбой. Я вхожу в воду с течением, увлекающим на середину реки, и выхожу с течением, несущим к берегу. Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю. Вот как я удерживаюсь на плаву.
-- Что значит "начать с того, что дано от рождения, вырасти в том, что угодно природе, и достичь зрелости в том, что является судьбой"?
-- Я родился на суше и чувствую себя покойно на суше -- вот что значит "данное от рождения". Я вырос в воде и чувствую себя покойно в воде -- вот что значит "вырасти в том, что угодно природе". И я живу так, не ведая, почему я таков, -- вот что значит "достичь зрелости в том, что является судьбой" [16]
-- О нет, у меня нет Пути. Я начал с того, что было мне дано от рождения, вырос в том, что угодно моей природе, и достиг зрелости в том, что является моей судьбой. Я вхожу в воду с течением, увлекающим на середину реки, и выхожу с течением, несущим к берегу. Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю. Вот как я удерживаюсь на плаву.
-- Что значит "начать с того, что дано от рождения, вырасти в том, что угодно природе, и достичь зрелости в том, что является судьбой"?
-- Я родился на суше и чувствую себя покойно на суше -- вот что значит "данное от рождения". Я вырос в воде и чувствую себя покойно в воде -- вот что значит "вырасти в том, что угодно природе". И я живу так, не ведая, почему я таков, -- вот что значит "достичь зрелости в том, что является судьбой" [16]
.
[слямзино отсюда: community.livejournal.com/ancient_ru/175605.htm...]
[слямзино отсюда: community.livejournal.com/ancient_ru/175605.htm...]
воскресенье, 20 сентября 2009
Странник Северных Гор
Надежда Трубникова
(см. meian.narod.ru/titul.htm)
К северо-востоку от Столицы
umbloo.livejournal.com/10377.htm
(...)
Дорога забирает круче в гору. По сторонам всё чаще — камни с надписями, воротца, всякие дары благочестивых мирян. Мамэн и Годзу здороваются со встречными. Пока монахов не видно, всё больше храмовые работники.
— А расскажите мне, добрые друзья, о вашем настоятеле!
— Старший над общиной, Энкай — суров к таким бродягам, как ты. Меня тут в ту пору еще не было, но говорят — когда он только вступил в должность, к нему три сотни самочинных монахов явились. Чтобы он им посвящение дал и в службу взял, а они будут его сторону держать против его завистников. И пресекать клевету на Закон, конечно. Настоятель их выслушал. Не хором, а по двое-трое. Нескольких оставил тут на обучении. Остальным сказал: ступайте по домам, ибо никакие вы не монахи. И что ты думаешь? Иные в самом деле домой вернулись. К месту мирской приписки. Повинились и за работу принялись.
— Настоятель же набрал в горную охрану таких ребят, как вы? То бишь своих земляков, если я верно соображаю?
— Тут всё хитрее. Частью своих, а частью — завистничьих.
А может быть, всё еще гораздо хуже.
По Уставу побираться надо только до полудня. Но я давеча себе положил отдышаться немного — после того, как мы с воякой Таро показали, на что он способен во гневе. Под вечер выхожу на базар.
— А тебя, монах, снова ищут!
Посыльный мальчик от господина Идзуми, самой знатной особы во всей Таме. Господин желает слышать отшельника у себя в усадьбе возле пруда.
Волей-неволей, а Устав пришлось соблюсти.
читать дальше
umbloo.livejournal.com/10523.html
Впереди видны уже главные храмовые ворота. Пусть я и не сопротивлялся, полубык с полуконем меня хватают под руки. Доставляют самочинца начальству — на полной скорости, с ветерком.
Затаскивают в сарайчик, дверь задвигают засовом. Сами идут доложить старшине охраны, а тот сообщит Настоятелю. Сегодня, а может, уже и завтра.
Стемнело.
…Если люди, закованные в кандалы и цепи — виновны они или невиновны — назовут имя Кандзэон, то оковы их тотчас же разомкнутся…
Кто-то из-за стенки шепчет:
— Фукё! Когда тебя куда-то сажают — ты никогда не проверяешь, крепко ли заперто?
— Зачем же мне убегать? Я, может, хочу предстать перед настоятелем.
— Тогда вылезай: там под стенкой подрыто. Ступай за мной.
Живой провожатый, но скользит, будто призрак. Сутулая спина, послушничья одежда, голова прикрыта шляпою из коры. Ведет через двор храма, но не к большим воротам, а в то крыло, где жилые кельи. Жмутся они прямо к внешней стене. И оттуда, оказывается, есть дверка наружу.
Под стеной у храма склад. Бревна, доски, дранки. Шляпа петляет между поленницами. Дальше — лес: молодой, подросший уже после порубок. Дорожка к небольшой молельне.
Там, надо думать, и пребывает нынче ночью настоятель Энкай.
Поднимаюсь. Кланяюсь, как положено: об пол коленями, руками и лбом. И встать, и еще раз так, и еще раз. И можно разогнуться.
В молельне пусто: ни изваяний, ни курильниц, только глиняный светильник. Настоятель сидит на помосте. Дергает четки так, чтобы бусинки прокатились по доскам. Это приказ — «подойди поближе»? Хорошо, подойду. Сяду у самого помоста.
Голос — как колокол. Сразу узнаёшь великого чтеца и спорщика:
— Это и есть заклинатель духов?
Полное облачение в семь слоев. Четки — из хрусталя. И рука такая же: словно ледяная, прозрачная.
— Фукё, Неспособный Презирать. Славное имечко.
— Могу ли я спросить Энкая, старшего над общиной…
— Как меня звали в пору ученичества, пока я тоже носил имя по «Цветку Закона»? Дзюти, Выскочивший Из-под Земли.
— Значит, это о Вас я слыхал…
— Откуда ты родом?
Называю свои родные места. Земля Кии, уезд, поселок… Из семьи тамошних рыбаков.
— Сбежал — от голода? От скуки, от неволи?
Всё так. У любого монаха — так. Попробую ответить за себя.
— У меня тяга к духам, а не только чутье на них. Еще с подростковых лет. Я себе чуть ли не на каждом шагу находил мертвеца, с кем побеседовать. А в море, в лодке, такие чудеса совсем не к месту.
— Стало быть, рвение к чудотворству. В родне были жрецы, божьи люди, заклинатели?
— У кого же их не было… Есть, в старшей ветви рода. Меня натаскивать не взялись, мне не положено.
— И ты подался к бродячим монахам. По-твоему, «Цветок Закона» тебе помогает управляться с мертвыми?
— Помогает. Не только в этом. Рвение, как Вы говорите, — не от меня зависит. А всё, что с Сутрой, — от меня.
— Кто тебя учил чтению? Судя по твоему выговору — Хобэн с Медвежьих полей?
Настоятель сам изволил слушать, как я читаю на рынке? Да ему, великому чудотворцу, впору слышать и за несколько верст.
— Наставника Хобэна я только дважды встречал. Но с его учениками много дело имел, правда.
— Грамотен? Или знаешь Сутру только с голоса?
— По свиткам тоже читать могу. Только у меня свитков нету.
— Другие книги изучал?
— Больше по пересказам. Дословно помню «Урабон» и «Наставника-Врачевателя». Только испытаний монашеских я всё равно не выдержу: толковать-то книги я не умею.
— Значит, ты решил, будто я призвал тебя затем, чтобы дать тебе законное посвящение. А ты хочешь этого?
— Я в храме жить не сумею. Или это будет очень хлопотно для храма.
— Нет, я тебя расспрашиваю не за этим. Думаю, какую плату предложить, достойную вольного отшельника. Свитков нет, говоришь?
И чуть передвигает рукав облачения. Под рукавом на помосте десять свитков в полотняных чехлах: весь «Цветок Закона».
— А за что плату-то?
Настоятель медлит.
— Ты, наверное, заметил: за тобою наблюдают уже несколько дней.
Ничего я не замечал, но склоняю голову. Большая честь…
— Ты неплохо знаешь Сутру и действительно способен к чудесам.
Пригибаюсь еще ниже.
— Ты понимаешь, что со мною, Фукё?
— Понимаю: Вы мертвый.
Не вижу, но затылком чую — старший над общинниками изволит усмехнуться. Беззвучно, коротко.
— Вы — дух в собственном бывшем теле. Сами, волей своею, сохраняете плоть от распада. Очень хорошо у Вас получается, этак можно лет сто и больше продержаться. Мои неученые советы Вам не надобны.
— Прежде выслушай.
Выслушать — всю его жизнь, с тех времен, когда в раннем детстве он занедужил. Единственный сын в бедном, но почтенном семействе. И отец его не стал слушать женских рыданий, а ушел из дому, ко ближайшим горам, молиться. Вымолил: мальчик тогда выжил. А батюшка в семью насовсем так и не вернулся. Видно, принес слишком много обетов, и домой мог заходить лишь ненадолго. Когда паренек подрос, сам отправился в горы. Стал учиться, тогда и получил прозвище Дзюти. Явил свои первые чудеса, свел полезные знакомства. В том числе с одним обормотом из Столицы, страшно знатным и напрочь сумасшедшим. Дзюти взялся опекать его. Юношу потом разыскали родители, убедили принять правильное посвящение. Дзюти последовал за другом на гору Эй, тут и получил имя Энкай. Проучились они двенадцать лет, потом их записали в посольство на материк. В плавании корабль расшибся, но и тогда Энкай уцелел. Оказалось, что за морем теперь бритых бьют: пришлось отращивать волосы и рядиться в мирское платье. Он даже сумел вернуться, хотя друг его не поехал — вздумал себе, что преуспеет при тамошней столице.
Когда Энкай возвратился, на Эй шли такие распри, что вспоминать не хочется. Но он нашел способ заниматься делом. Обрядами, книгами. Завел себе и учеников, и мирских почитателей в Столице. Стал в итоге настоятелем. Обустраивал гору, мирил тех монахов, кого возможно было помирить. Вершил обряды, давал наставления, писал толкования к книгам. И вот, в конце прошлой осени настоятель тяжело занедужил.
— Мне следовало сложить полномочия и предаться молитве. А у нас на горе назначены были Зимние чтения «Цветка Закона». И на четвертый их день я был заявлен как чтец. Должен был отказаться — но выступил. Читал «Возложение ноши». Уговаривал себя: эта ноша весомее любой земной немощи, так что ради нее можно и потерпеть. Если в грядущие века кто-то из добрых мужей, добрых жен поверит в знание и мудрость Будды, то разъясняйте и проповедуйте им эту Сутру…
— …чтобы и они смогли услышать и узнать ее и чтобы такие люди обрели мудрость Будды. Если же кто из живых не доверяет знанию и мудрости Будды…
— Вот. На этом месте я умер.
— Умерли и сами того не заметили? Большое счастье, по-моему.
— Если бы… Нет, знаешь ли, ощущение было преотчетливое. Но нельзя же было остановиться на таких горьких словах. И я продолжил. Возглашайте другие глубокие учения Будды, показывайте их, учите этих живых, на пользу им и на радость…
— …и если сможете сделать так, то вам воздастся благодарностью всех будд!
— Благодарностью… Позор! Достойный подвижник дотерпел бы до конца заседаний, вышел из зала, и уже там спокойно скончался. А я умер на виду у всех. И сидел. Еще и на вопросы отвечал.
— Но ведь был же у нас в Медвежьих полях тот знаменитый череп: вся плоть истлела, одни кости остались, а он всё читал да читал Сутру живым человечьим языком…
— Если бы я довел Чтения до конца и унялся! Или так навсегда и остался в зале и возглашал бы Сутру, не замолкая. А я наутро принимал ходоков из восточных земель. Улаживал ссору одного из моих учеников с дядей его ученика. Отвратительную, надо признаться, ссору: родовитый отрок, вельможный дядюшка, начинающий книжник, чью смиренность я сильно переоценивал… Потом торговался с поставщиками бумаги. Обсуждал чертежи со строителями. Заслушивал отчет нашего распорядителя-хозяйственника. Через месяц поехал на новогодние прения в Южную столицу. По ходу прений мне пришло на ум, как можно было бы прояснить некоторые спорные места в «Трактате о пробуждении веры». Я тогда же набросал толкование, а потом и записал. Пока работал над ним, оказалось, что и наши «Сокровенные значения» требуют нового подробного разбора…
— И это Вы тоже написали?
— Произнес перед учениками, они приняли на кисть. И так — все эти месяцы. Отвратительно.
— Почему? Вы же не буяните, а дело делаете.
— Потому, Фукё, что цель дела нашего — главная, последняя цель — обретение свободы. Для всех и для себя. А я привязался к этому делу. Присосался, не могу оторваться. И такая привязь много хуже любой другой страсти: стяжательства, тщеславия, ненависти…
Еще, да простит меня настоятель, бывает страсть терзать самого себя. Гонять, как упряжного вола, да еще и ругаться. Не она ли, вместе с заботою о школе, мешает Вам упокоиться?
— Помоги мне.
— Если я верно понял… Вас изгнать надо, что ли?
— Усмирить. Обратить к тому, что должно на самом деле меня заботить: к будущему рождению.
Да, Чистая земля Амиды, пожалуй, не для Вас: слишком спокойно. Новое рождение в здешнем мире? При Вашей праведности — наверное, в человеческом теле, в знатном роду, и быть Вам преданным государевым сподвижником. Или богом?
— И станете Вы хранителем горы Эй, еще одним. Поставят Вам святилище, будете защищать лес, дома и жителей, всё останется, как есть. Временами Ваш преемник будет Вами одержим.
— Не хочу так. Нет… В том-то и дело, что хочу я оставаться здесь. Очень хочу. Но так продолжаться не может.
— А что, Вы до сих пор никого из учеников не выбрали, кому можно доверить гору?
— Выбрал, конечно. Завещание составлено, оглашено перед старшинами горы. И даже согласовано в Столице.
— Кстати о старшинах. Как мыслит настоятель: легко им, опытным монахам, каждый день ходить возле беспокойного мертвеца? Ведь чуют же.
— Я пытался об этом думать. И о них, и о молодых, о послушниках: им такие чудеса тоже не на пользу. Будущий настоятель ставит защитные заклятия, какие возможно. И всё равно… Нет, боюсь, укорам сострадания меня уже не пронять.
— А в остальном этот будущий глава школы — что же, совсем пустое место? Завещание — есть, а дело в его руки доверить всё-таки страшно? Он вообще-то кто, ежели не тайна?
— Энсю. Сын сестры того монаха, кого в отшельничьих горах прежде звали Камэем-Побирушкой.
— То есть главного завистника горы Эй?
— Человека, кому мы сами когда-то горько завидовали. Когда наши прошения при дворе лежали по полгода, а Государь ежеутренне спрашивал: нет ли новых писем от Камэя? И вот, младший родич Побирушки пришел в нашу школу. Очень долго на Энсю здесь глядели, как на лазутчика. И сам я ему не верил. Пока не увидел, как он проповедует обезьянам в лесу. А они смеются, а сам он и плачет, и хохочет. Гора приняла его, он — друг и братец наших богов. Лучше него на Эй никто не управится.
Настоятель Энкай стискивает чётки в горсти:
— Я трижды просил Энсю о том же: изгони, упокой. Он отказывается. «Каждый лишний час, проведенный подле Учителя…» — и прочая подобная чушь.
И старшины отказались бы, и любой монах горы Эй. Поэтому настоятелю нужен чужак. Такой, как я.
Ну, меня-то три раза просить не надо. Только я всё еще не пойму, чего бы Вы хотели. То бишь чего бы мне для Вас пожелать и о чем взмолиться. Нового рождения — где?
— А что, если — в небесах, рядом с подвижником Мироку? И когда наш сегодняшний мир рухнет и настанет новый, Мироку сойдет на землю, чтобы стать новым буддой. И Вы пойдете вместе с ним. Тогда жить будет намного труднее и страшнее, чем сейчас. Тут-то вся Ваша неотвязность и пригодится, лишним не будете.
Стали мы толковать о конце времен и о подвижнике Мироку. Кто-то должен у будущего будды отвечать за нашу Сутру и за горную общину. И к тому же, Мироку уже сейчас подбирает себе сподвижников. И из богов, и из людей, и из бесов с демонами, и из скотов, и из грешников подземной темницы. Сколько-то там тысячелетий можно будет провести в отличном обществе: среди самых упёртых, какие только есть.
А потом настоятель подал знак, что устал. Позвал того служку, который в деревянной шляпе, чтобы меня проводил.
Да я и сам свалился по дороге. Три ночи без сна подряд — для меня пока что много.
Просыпаюсь в лесу, носом в папоротниках. Вкусно они пахнут, хотя уже и большие, грубые: порядочный отшельник таких не ест. Подымаю голову, вижу прямо перед собой «Сутры Цветка Закона свиток второй». И остальные девять рядышком лежат.
Как это я за всю прошлую ночь не понял главного? Ведь получается, никто доносов не стряпал! Настоятель-то сам вытребовал меня! Ведь молодцы вы, живые и духи уезда Тама! Ибо все вы пройдете Путь сострадания и станете буддами, и еще бы вам ими не стать!
Теперь задача: выбраться с горы и не попасться как вору. Если эта часть леса еще считается горою, а не предгорьем.
Оказывается, местные по склонам носятся без дороги — и вверх, и вниз. Может, я и прав был, что не очень прятался.
Бритый дядька в облачении, накинутом кое-как, на меня чуть не налетает лоб в лоб. Горная глушь, называется: насилу разойдешься.
— Это… Я Мамэна ищу. Или Годзу. Послушников тутошних.
— Кого?! Не ко времени сейчас. Настоятель скончался!
Вот так и Почитаемый в веках: Пользуясь силой уловок, я ради всех живых говорю, что умру. И нет никого, кто мог бы сказать, что я совершил ошибку, обманув их.
А мне теперь по свиткам всю Сутру выверять, где я что неточно помню…
Странник Северных Гор
Надежда Трубникова
(см. meian.narod.ru/titul.htm)
К северо-востоку от Столицы
umbloo.livejournal.com/10234.html
— Я глубоко почитаю вас и не могу презирать…
Вы меня — сколько угодно, а я презирать вас — нет, не могу.
— …ибо все вы пройдете Путь сострадания и станете буддами.
Или уже стали. А я — что сделал? Нарушил Государево уложение о монахах, буду оправдываться.
Путь сострадания ведет, конечно, в горку. Правда, рук не связали, милосердные стражники. И то хорошо.
— …глубоко почитаю вас, не могу презирать…
— А под ноги смотреть можешь?
— И помолчать, хоть чуточку?
— Не могу. Ибо все вы пройдете…
Эти-то точно пройдут. Ребята крепкие, не простые служки — послушники. Левый с виду настоящий бычище, а глаза круглые, телячьи. У правого ухмылка лошадиная. Сказано: явятся дое демонов, Годзу и Мамэн, один полубык, другой полуконь, и потащат негодяя… Им-то в горку, а мне — вниз, в подземную темницу, хотя дорога одна и та же.
Другие нарушают, им ничего, а я попался: меньше надо болтать.
«Было чудо в земле Оми, в уезде Тама, в восьмой год Небесного Спокойствия. Схватили на базаре самоставного монашка по имени Фукё, привели на святую гору Эй, на суд к Энкаю, старшему над общинниками. Тот славен был чудесами великими и усердием в трудах Закона. Поставили перед ним самочинца, а Фукё говорит…» И что тут скажешь?
umbloo.livejournal.com/10377.html
Утром после ночевки у Ая — стою опять на рынке, читаю. Боюсь, как бы не сбиться и не заснуть, голошу погромче. На людей не гляжу: не найду ведь, как им ответить, если спросят про шорников. Дохожу до конца главы, очухиваюсь, вижу перед собой чиновника из управы. Да не стражника, а секретаря: шапка должностная, ручки в рукавах…
Вот умеют же служилые люди говорить четко, направленно, в уши одному собеседнику и тайно от посторонних. Я пробовал, у меня так не получается.
— Ты — монах Фукё? Проводил вчера обряд в шорной мастерской?
— Я безмозглый скорпион: сам себе напакостил.
— Очень хорошо. Есть у нас в уезде одно затрудненьице…
И ведет меня в управу, в ту палату, где просителей принимают. Во дворе очередь сидит, человек двадцать. На приеме еще два писаря. Спрашивают, обратил ли я внимание на косматого дядьку, который в очереди: смирный такой, слегка кособокий? Да, видел его. Прекрасно! А побывал ли достойный монах Фукё на обучении за морем? Вот тебе раз… Я что, похож на казенного искателя Закона? Нет, не доводилось пока. Однако странствовал по дальним землям державы нашей? Конечно, много где побывал. Разные наречия знаешь? Кое-какие разбираю. Отлично! Тогда переводи, поскольку мы этого ходока не понимаем. Он уже дважды сюда заходил, и вроде бы связно докладывает, спокойно, только на неизвестном языке. Письмом же не владеет, что ясно дал понять гримасами и знаками… Рад буду оказать содействие! И так далее. Сам я соображаю: затруднение как раз для меня. Дядька-то мертвый. Не древний, но уже опытный, давний дух.
Положим, управа бы мною сама занялась. Едва ли на гору донесение послала бы. Разве что из уважения к настоятелю Энкаю. Вообще-то в Таме чиновные власти с храмовыми не очень ладят, затем и позвали пришлого монашка, не с горы.
А дух тот ничего был: зашел, поклонился, прокашлялся.
— Имею доложить. Прозываюсь Таро-Третий, поверстан в Войско из крестьян деревни Кряжики здешнего уезда. Убит в походе на южных дикарей, весной, в четырнадцатый год Крепкого Согласия.
Пока, вроде, всё понятно. Воевал дядька, убит шестнадцать лет назад. Я то время помню: как все плакали, и сам я плакал, хотя меня по малолетству точно бы еще не забрали.
Дух видит, что я его слушаю и что чиновники на меня глядят. Объясняет не по уставу:
— Со мной тогда еще двое ребят шло: разведка, ночью, тоже убиты оба. Нет свидетелей, оттого — лично хлопочу.
И мигает на писарей:
— Они, что ли, тебя припрягли, чтоб ты тут нежить изгонял? Так я тебе, парень, сразу скажу: не выйдет. Я, если придется, до самого Государя дойду!
Краем глаза я вижу, как господина секретаря передернуло при словах насчет Государя. Говорю духу:
— Я тут затем, что казенные люди речь твою плохо разумеют. Суть улавливают, а подробностей — нет, и я у них вместо толмача. Так в чем твое прошение?
— Как же, не разумеют они… Прошение — чтобы из живых выписаться.
— Ты по грамотам до сих пор числишься живым?
— По извещению — без вести пропавший. Только тогда еще брату моему староста сказал: ждите, вдруг еще вернется. Бывало, говорит, возвращались и из Войска. Оно ж вам и лучше: надел пока остается на двоих мужиков и двоих подростков, пользуйтесь и будьте благодарны. Брат сдуру согласился, еще старосте за науку сколько гостинцев перетаскал… А теперь что получается? Брат помер. Наделы перемеряли, считали только по тем головам, какие налицо. Да еще перерасчетом пригрозили за те четыре года, когда меня будто бы ждали. Потому как я не вернулся и никто меня не видал.
— А ты объявлялся у себя в деревне?
— Да, только без толку. Сам-то я уже не работник. Сказать могу, а руками что сделать…
И вот это, думаю я, очень хорошо с твоей стороны. По крайней мере, за оружие не возьмешься. И пятерней не придушишь, когда тебя до гнева доведут. А умеешь ли ты как мертвый дух насылать проклятия — этого я пока не знаю. Правда, чем не проклятие: ходишь сюда, в управу, день за днем, страх внушаешь?
— Ну, пусть: не видали. Надел остался на моих племянников. И что дальше делается? А дальше берут старшего племянника, верстают на дорожные работы. Как так? Двор, что ли, на одного мужика останется, да и тот едва совершеннолетний? А у вас, говорят, еще дядя есть. Так вот именно же, дядя, вояка был, погиб! Хватит, со двора никаких казенных работ на ближайшие годы вовсе не причитается! Нет, говорят, выбыл из Войска ваш дядя! А что погиб, доказать еще надо. И начинают стращать. Что я тогда самовольно службу оставил, за дикими рубежами обосновался, и у меня там, небось, земля вольная, хозяйство…
— Да, конечно: собственная заводь с белыми лотосами. Пожалована от будды Амиды в бессрочный наем.
— Вы-то, монахи, люди ушлые по части той, как от податей бегать. А всё равно: по-твоему, не паскудство — вот этак с людьми обходиться?
— Полностью с тобой согласен. Надо что-то предпринять.
Горные подвижники, как известно, даром ничего никогда не делают. Я соображаю, что полезное для меня мог бы сейчас учинить Таро-Третий.
— Не откажи и ты мне, Таро, вот в какой просьбе: испытай меня как чудотворца!
— Хе… Прямо тут, что ли?
— А почему бы и нет?
— В казенном месте?
— Ну, да. Для убедительности.
Испытания — это вот что. Я буду подвижник святой Сутры, а ты, вояка, будешь мой демон Мара. Я читаю, ты меня отвлекаешь. Тут руки не нужны, орудуешь одним своим Исконным Неведеньем. Разве мало на свете вещей, каких ты исконно не знаешь? Много.
— О, Почитаемый в веках! Таких подвижников очень трудно встретить…
Эйтц! Под ребра. Это Таро не понимает, за что его папаша колотил в детстве. Не понимает до сих пор.
— Кто желает проповедовать эту Сутру в грядущий злой век, тот спокойно и уверенно…
Зачем в Государевом Войске начальство бедняге Таро в зубы выдавало — вот этак! — он тоже не ведает. Не ведает!
— …Пребывает на ступени Терпения, мягок, ровен…
И откуда весна такая лютая в южных дикарских краях, что Таро, раненный, не дополз до своих, заснул в снегу и помер? Непонятно!
— …не следует другим учениям… Ох…
И что за законы у нас, что по ним над простым мужиком можно всяко издеваться — Таро не ведает и ведать не хочет!
— О-ох, да ведь я… то есть — он не близок к царю, царевичам, высшим сановникам, главным чиновникам… Ох! …к опасным и жестоким играм, кулачным боям, борьбе…
Не то чтобы я долго продержался против этого духа. Но чиновникам, кажется, хватило.
Прихожу в себя. Дядьки Таро нету, один столик письменный — разломан пополам, тушь по полу рассыпана. Писаря мне рассказывают, какой у меня был страшный припадок. Даже очередь со двора частично разбежалась. А куда тот косматый проситель делся, они не видели.
Признаю свое поражение. Объясняю, что теперь для успокоения столь мощного духа придется созвать достойнейших монахов и начать непрестанные чтения Сутры. Секретарь осторожно спрашивает: а сколько это времени займет? — А пока не полегчает. И каждый день всем монахам — подобающие дары. И в Столицу, разумеется, надо будет доложить. А иначе никак нельзя обойтись? — Очень трудно. Но возможно. Надо во-первых, вычеркнуть из списков Таро-Третьего из деревни Кряжики вашего уезда, а во-вторых, переслать справку о том по месту жительства его племянника. И второго племянника вернуть со строительства казенной дороги, пока дух туда не перенесся и не сорвал все работы к таким-то демонам поганым.
Вняли моим словам, при мне же составили все грамоты. Ворчали, правда: неужто нельзя было обойтись без шума, даже если у твоего покойного дружка такие неприятности?
Ладно: скорее всего, донес на меня кто-то из просителей, с перепугу. Вряд ли сам вояка. Впрочем, раз уж он дух-ходатай, то мог бы сообщить на гору Эй о жульничестве с обрядами в управе.
Странник Северных Гор
Надежда Трубникова
(см. meian.narod.ru/titul.htm)
umbloo.livejournal.com/8796.html
Облачная страна — выдуманная. Такой, по-нашему, могла бы быть Присолнечная держава, если бы удались некоторые из ее провальных замыслов. И наоборот, не сбылись бы кое-какие ее успешные начинания.
Полынь и конопля
Скоро у нас Новый год. Ветер вдоль реки дует — на всю ширину Столицы. По ветру носятся зловредные духи, и у нас говорят: так будет до самого праздника. А может, и дольше… Как бы не вышло, что разгонять их в этот раз окажется некому.
Духи тянутся к сладкому: к воде и зерну, к густой нашей каше, к новогодней столичной суете. А боятся — конечно, горечи. Поэтому стрелять по ним надо стрелами из полыни. Колчан таких стрел и крепкий лук есть у государева сподвижника из дома Ёдзи.
Вот только в нынешний год в Полынном доме все вымерли, кроме последнего старика.
Почти у каждого знатного столичного дома есть своя родня во всяких дальних землях. Воины на неспокойных окраинах, там, где надо дикарей замирять и послеживать за местными мятежниками. Говорят, у Ёдзи всегда были боевые лучники особенно хороши — как по их обряду и следует. Усмиряли они Север, было их много, жили кубарем, как полынь. И вот, на Урожайный праздник Государь повелел старому Ёдзи вызвать в Столицу кого-нибудь из Полынной воинской родни, достойного человека — чтобы принял стрелковую часть державного обряда.
В любом роду в Столице, как и всюду, — свои семейные обряды. Жреческий род, ученый или военный, разницы нет. И тут дело стариков — решать, когда и кому из молодой родни вручить обряд. Иначе с державным служением. Кто издревле помогает Государю в делах богов и духов — тот, значит, признает над собой Государеву жреческую волю. Получается: в семьях вроде Полынной их глава — старший родовой жрец, и он же служка при Властителе Земель. Поди управься!
Гонец от Ёдзи отбыл на Север и совсем скоро, через три месяца, воротился. Да не один: с ним верхом прискакал мордастый и усатый вояка лет около тридцати. У Встречной заставы видели, как он ждал возок — по-прежнему в седле. И с ним ждали конные дикие люди, косматые северяне. Из усадьбы Ёдзи привезли подобающее платье. Молодой господин все-таки спешился, разоружился, переоделся, снова взял свой лук и колчан, с третьего раза уместился в возке — сам грузный, да со снаряжением! — и поехал. А за ним гуськом тронулись его всадники.
читать дальше
четверг, 14 мая 2009
Странник Северных Гор
Когда патриарх Дао-дэ-Дзэна Дунь-Стан отдыхал в сикоморовой роще, явился к нему коварный демон нижнего уровня Преисподни и заявил, что вот уже шесть месяцев Дунь-Стан не писал священных текстов. Теперь если ДуньСтан в течении пяти дней не составит ни одного толкования сутры - все его свитки и чернила будут перенесены в Преисподнюю.
Дунь-Стан попивал белый чай и созерцал птичку на сикоморе.
- Ты что, не слышишь? Я кого искушаю?! позавчера истёк срок, и ты вот как раз сейчас должен бегать по поляне и горестно вздыхать о своих свитках!
Дунь-Стан неспешно допивал чай. Птичка щебетала. Сикомора шелестела листьями на ветру
коварный демон кричал всё громче, и бегал по поляне всё быстрее. Наконец, его усилиями вспугнутая птичка вспорхнула с сикоморы и скрылась в небесах.
Дунь-Стан вздохнул, отставил чашку и неспешно выудил из котомки свиток и чернила и записал на свитке страшное заклятье экзорцизма.
Не успел демон издать и звука, как свиток был водружён на его рога, и он исчез оставив облако чада и дыма...
- Пойду поищу добрую птицу: она так и не успела надиктовать мне новый свиток сутры, - проговорил ДуньСтан и направился по своим делам.
понедельник, 10 ноября 2008
Странник Северных Гор
И для затравочки -
вот какой эксперимент поставила одна моя чудная знакомая доцент:
http://lol-v-stein.livejournal.com/133672.html
Пару дней назад попробовала я шутки ради то же самое сделать Сократом. И тот мне выдал абсолютно фантастический микс экзистенциализма, семиотики и китайской философии в духе даосов. Прошу ознакомиться:
Фу, который вступил в счастливую мечту, будил с началом.
Он был голодным. Итак, он шел в кладовую, и он постоял в кафедре и достигал вплоть до верхней полки и обнаруживал - ничто.
Поросенок сказал, "Если Вы видите то, что Я означаю, Фу," и Фу сказанное, "Это – просто что Я думаю себя, Поросенок," и Поросенок сказал, "Но, с другой стороны,, Фу, мы должны поминать," и Фу сказанное, "Совсем истина, Поросенок, хотя Я забыл это в течение момента."
Так наконец он поднял по своей голове, банка и все, и сделавшим громким, ревущим шумом Печали и Отчаяния.
Иногда он подумал грустно себе, "Почему?" и иногда он подумал, "Почему?" и иногда он подумал, "Так как какое?" – и иногда он совсем не знал то, что он думал о.
"Позволяйте иметь взгляд," сказавшее Eeyore, и он стал медленно кругом на место где свой хвост был небольшим тогда как тому назад, и затем, обнаруживая, что он не мог ловить это по, он повернулся другой путь, пока он не возвращается на где он был сначала, и затем он поместил свою голову вниз и смотрел между его передними ногами, и наконец он сказал, с длинным, печальным вздохом, "Я верю, что Вы – право"
Было это Любящим Свиней совсем?
Сова жила в Каштанах, и старой-мировой резиденции большого обаяния, которые были большими чем кто-нибудь еще, или казавшемуся так.
"Hallo, Фу," он сказал. "Вещи Как?"
"Страшный и Печальный," сказанное Фу, "поскольку Eeyore, который - друг шахты, потерял его хвост. И он Хандрит об этом.
"Хорошо, Вы не можете знать это без чего-то иметь быть чихнутое."
Он испытывает недостаток дома.
Большая огромная вещь, подобно – подобно ничему. Огромный большой - хорошо, подобно - Я не знаю – подобно огромному большому ничто.
(Боже, какая безупречная формула Трансцендентального Означающего!)
И прекрасное хокку в конце:
Не это странное Как медведь любит мед?
Зажужжите! Зажужжите! Зажужжите!
Я удивляюсь почему он делает?
вот какой эксперимент поставила одна моя чудная знакомая доцент:
http://lol-v-stein.livejournal.com/133672.html
Пару дней назад попробовала я шутки ради то же самое сделать Сократом. И тот мне выдал абсолютно фантастический микс экзистенциализма, семиотики и китайской философии в духе даосов. Прошу ознакомиться:
Фу, который вступил в счастливую мечту, будил с началом.
Он был голодным. Итак, он шел в кладовую, и он постоял в кафедре и достигал вплоть до верхней полки и обнаруживал - ничто.
Поросенок сказал, "Если Вы видите то, что Я означаю, Фу," и Фу сказанное, "Это – просто что Я думаю себя, Поросенок," и Поросенок сказал, "Но, с другой стороны,, Фу, мы должны поминать," и Фу сказанное, "Совсем истина, Поросенок, хотя Я забыл это в течение момента."
Так наконец он поднял по своей голове, банка и все, и сделавшим громким, ревущим шумом Печали и Отчаяния.
Иногда он подумал грустно себе, "Почему?" и иногда он подумал, "Почему?" и иногда он подумал, "Так как какое?" – и иногда он совсем не знал то, что он думал о.
"Позволяйте иметь взгляд," сказавшее Eeyore, и он стал медленно кругом на место где свой хвост был небольшим тогда как тому назад, и затем, обнаруживая, что он не мог ловить это по, он повернулся другой путь, пока он не возвращается на где он был сначала, и затем он поместил свою голову вниз и смотрел между его передними ногами, и наконец он сказал, с длинным, печальным вздохом, "Я верю, что Вы – право"
Было это Любящим Свиней совсем?
Сова жила в Каштанах, и старой-мировой резиденции большого обаяния, которые были большими чем кто-нибудь еще, или казавшемуся так.
"Hallo, Фу," он сказал. "Вещи Как?"
"Страшный и Печальный," сказанное Фу, "поскольку Eeyore, который - друг шахты, потерял его хвост. И он Хандрит об этом.
"Хорошо, Вы не можете знать это без чего-то иметь быть чихнутое."
Он испытывает недостаток дома.
Большая огромная вещь, подобно – подобно ничему. Огромный большой - хорошо, подобно - Я не знаю – подобно огромному большому ничто.
(Боже, какая безупречная формула Трансцендентального Означающего!)
И прекрасное хокку в конце:
Не это странное Как медведь любит мед?
Зажужжите! Зажужжите! Зажужжите!
Я удивляюсь почему он делает?
пятница, 16 ноября 2007
Странник Северных Гор
Пользуясь случаем, пощу чудное нечто:
(грамадные респекты уважаемому gardenerm
gardenerm.livejournal.com/569812.html)
Первая История
Однажды к великому китайскому философу Жэнь Жэню постучались четыре путника в одинаковых одеждах. Один из них спросил - Учитель, что такое счастье?
Счастье - это охота к перемене места и образа жизни- ответил великий Жэнь - пока мы жаждем приключений и перемен, мы счастливы.
Путники заковали Жэня в кандалы и отвезли в китайский ЧК. Им было наплевать на счастье.
Они просто пытались разнообразить утомительную и надоевшую процедуру ареста.
читать дальше
(грамадные респекты уважаемому gardenerm
gardenerm.livejournal.com/569812.html)
достойнейший Жэнь Жэнь
Первая История
Однажды к великому китайскому философу Жэнь Жэню постучались четыре путника в одинаковых одеждах. Один из них спросил - Учитель, что такое счастье?
Счастье - это охота к перемене места и образа жизни- ответил великий Жэнь - пока мы жаждем приключений и перемен, мы счастливы.
Путники заковали Жэня в кандалы и отвезли в китайский ЧК. Им было наплевать на счастье.
Они просто пытались разнообразить утомительную и надоевшую процедуру ареста.
читать дальше
понедельник, 24 июля 2006
Странник Северных Гор
"В начале месяца Личунь года Красного Дракона, на шестидесятый год правления под девизом Непоколебимой славы, вскоре после празднования Нового года в городе Сянъян уезда Хугуан провинции Хубэй готовилось торжественное событие. Чаньский храм Трех Гармоний объявил о начале большого состязания кулачных бойцов, которое уже полтора века проводилось каждые двенадцать лет. Со всего Хубэя и из многих соседних провинций мастера кулачного боя собрались в Сянъян."
А на самом деле - это была камерная игра.
В моей родной каморке отшельника в киевском пригороде, который японцы бы транскрибировали как "БЮ-РО-ВА-РИ"
Вот кто-то может представить себе хохму, как собираются, к примеру, американские ролевики - из тех что историю бывшего СССР не знают(то есть кое-что знают - про Илью Муромца, или, скажем, злого царя Ивана Грозного "за жестокость прозванного Васильевичем" (с)...)
И что же - дают им задание сыграть Россию 18-ого века. Торжественное мероприятие, к примеру, на приеме у государыни Анны. И нужно сыграть молодых людей с фамилиями Бестужев, Лапухин, Листок, Бергер и т.п...
И вот как они себя поведут? Какую психологию вложат в прописанные в правилах амбициозные планы каждого?
А на разборе полетов мастер им читает, что через двадцать лет, при Елизавете Петровне, в России с этими людьми происходили события такие-то и такие-то, интриги такого-то и такого-то порядка. Один другого вогнал в опалу тогда-то, а тот отомстил тогда-то. И вот в какой способ...
А?
А вот у нас то же самое - но по тайпинским событиям манчжурского Китая...
За два года до знаменитого восстания секты Белого Лотоса 1798-1801
читать дальше
четверг, 20 апреля 2006
Странник Северных Гор
Для китайцев нефрит (Юй) - это синоним драгоценности и совершенства. Именно с нефритом связаны наиболее красивые легенды и названия.
Легендарный правитель древности "Нефритовый император" (Юйхуан шанди), небесный трон Будды сделан из нефрита, на горе Куньлунь на берегу нефритового пруда растет Дерево бессмертия, до сих пор у трети китайских девушек в имени присутствует иероглиф Юй.
С незапамятных времен мудрецы уподобляли нефриту разные доблести.
Конфуций писал: "...Нефрит, как сила познания, ибо гладок и блестит. Он как справедливость, ибо у него острые края, но они не режут. Он как покорность, ибо стремится вниз, к земле. Он как музыка., ибо издает чистые, ясные звуки. Он как правдивость, ибо не скрывает изъянов, которые лишь усиливают его красоту. Он как земля, а его стойкость рождена горами и водой."
(http://www.east-club.ru/nefrit/legend.htm)
А под катом идет серия музейных поделок из нефрита, от которых лично у меня просто захватывает дух....
читать дальше
пятница, 17 марта 2006
Странник Северных Гор
Вы - Мастер
Вы Самурай-Мастер. Вы ставите себя выше вашего господина. Господин — внутри вас. Вы великий Мастер — который постиг совершенство и понял, что он, на самом деле, еще ничего не достиг, и будет достигать его бесконечность. Вы знаете все, но говорите что не знаете ничего, вы можете делать все, но не имеете никакого интереса в этом. Вы — совершенны. Вы будете всегда в поиске...
